Это очень удобно – быть за все хорошее против всего плохого

В первый день июля вышло два интервью с людьми из ближайшего окружения Зеленского. Зачем они повторяют тезисы окружения Путина?

Это очень удобно – быть за все хорошее против всего плохого.

Например, удобно быть против войны. Война – это всегда совокупность частных трагедий и никому не придет в голову радоваться смертям. Выступать против войны – логично и правильно; любой, кто станет это делать, обречен на поддержку и аплодисменты. Об этом пишет автор на сайте «Лига.net».

Удобно быть против бедности. Все хотят жить лучше, все хотят тратить больше. Ругать разруху и ратовать за процветание – закономерно и выгодно. Любой спич на эту тему дарит цифры поддержки. Любой намек на светлое будущее аукнется рейтингом.

Но в том и штука, что ругать реальность – это самое простое и безопасное занятие. В любой стране всегда найдутся вещи, достойные порицания. Тем более, если речь об Украине, которая беременна противоречиями и недовольством. А потому бичевать пороки – это настолько же просто, насколько и бессмысленно. Ругать болезнь с одинаковым успехом может онколог и знахарка.

Момент истины наступает тогда, когда вам предлагают рецепт лечения.

«Новая команда» уже начала это делать. Глава СНБО Украины Александр Данилюк предложил выполнить Минские соглашения, не дожидаясь прекращения боевых действий. По его словам, «стоять и упираться лбом нельзя» и «стоит попытаться».

Возможно, глава СНБО не в курсе, но эта война имеет две задачи. Сберечь суверенитет Украины и вернуть оккупированные территории. Причем приоритетным является именно первый пункт. Именно на этих контрольных весах нужно взвешивать любые переговоры и любые инициативы. Если Украина возвращает оккупированные территориии ценой своего суверенитета – то это значит лишь то, что она проиграла войну.

Потому что России не нужны ни Донецк, ни Луганск. Ей нужна Украина. Безвольная, пограничная и подконтрольная. Неспособная к независимой внешней политике. Запертая на ключ от ЕС и НАТО. И все, что для этого требуется, – это навязать Киеву кремлевский сценарий выполнения минских соглашений.

Который довольно прост. Закон об амнистии. Закон об особом статусе региона. Легализация боевиков через амнистию, легитимация их при помощи выборов и передача им же контроля над границей с РФ. В этом случае Москва сохраняет свой контроль над оккупированными территориями и – с их помощью – над остальной частью Украины. Возвращает в избирательный процесс миллионы людей, которые живут в информационной оккупации, и превращает бывшую советскую республику в собственный «буфер».

До недавнего времени украинская стратегия была иной. Использовать Минск для сохранения санкций. Оттягивать закон об амнистии до возвращения контроля над границей. А главным пунктом было именно то, что никакая имплементация соглашений невозможна без прекращения огня. Как минимум, для того, чтобы и дальше сохранять условия для санкций и изоляции агрессора.

Последние пять лет Киев исходил из того, что суверенитет важнее территорий. Что механическое слияние не имеет никакого смысла, если за это страна расплатится независимостью. И украинская армия на Донбассе сражалась не только за возвращение оккупированных территория. Она сражалась и за оборону от реальности оккупированных территорий. Она сражалась за то, чтобы «ЛДНР» не добрались до Мелитополя и Харькова.

Можно, конечно, произнести ритуальное «вырвано из контекста», если бы не одно но. А именно — интервью главы Офиса президента Андрея Богдана. То самое, в котором он проговаривает тезис о том, что решение языкового вопроса может приблизить мир. В котором он говорит о том, что «моноязычие» может привести к тому, что Украина сократится до размеров Галичины.

Это все мало отличается от того, как описывает реальность Москва. Российская версия событий довольно проста: идет «гражданская война», в которой Донецк и Луганск бьются за собственную идентичность. А все участие Кремля ограничивается «гуманитарными конвоями». И если Киев откажется от политики «навязывания идентичности» – война сразу закончится. Найдите десять отличий.

Но в том и штука, что эта война началась не в Донецке и не в Луганске. Она началась в Крыму. В ночь на 27 февраля 2014 года – с захвата российской армией административных зданий в Симферополе. Донбасс – лишь вторая часть «крымской пьесы». Которая стала возможной после того, как Кремль аннексировал украинский полуостров.

Язык тут ни при чем. Война началась в тот момент, когда Россия решила, что у нее хватит сил, чтобы обнулить Украину. Более того – именно российское вторжение стало причиной того, что Киев стал занимать ястребиную позицию по вопросам идентичности. Декоммунизация, новые символы и языковая политика появились лишь после аннексии и оккупации. Если бы украинские флаги продолжали развеваться над полуостровом – с большой долей вероятности, судьба второго Майдана могла бы напоминать судьбу первого. Когда реванш проросийских партий случился уже через два года после победы улицы.

И все это уже не получится списать на «наследие Петра Порошенко». Это оправдание срабатывало лишь до тех пор, пока новая команда абстрактно ругала состояние дел в стране. А теперь она начинает выписывать свой собственный рецепт лечения. Тот самый, который считает желательным.

Это уже не ситуация в ПАСЕ, которую можно списать на усталость Европы. Не «Северный поток-2», успехи которого можно списать на силу Москвы. Не коррупция, которую можно объяснить сделками с дьяволом, которые заключала предыдущая власть. Перед нами всего лишь описание того, как окружение нового президента видит причины войны. И сценарий ее завершения.

И если что-то выглядит как капитуляция, звучит как капитуляция и по своим последствиям мало отличается от капитуляции – то, вероятно, это капитуляция и есть.

Павел Казарин