Пока в Одессе проходили выборы, военный корреспондент «Думской» Александр Сибирцев вновь съездил на передовую и выяснил, как живут украинские бойцы в условиях «перемирия», политических шоу в тылу и пандемии COVID-19. Когда этот материал уже был готов к публикации, стало известно о гибели двоих военнослужащих 36-й отдельной бригады морской пехоты – их убили в том самом месте, где неделю назад побывал наш сотрудник.
Мариуполь, или, как его еще ласково называют местные, Марик, живет размеренной, пролетарско-буржуазной неторопливой жизнью. Ночью и утром город накрывает вездесущий смог из труб ахметовских заводов. Если летом здесь лечь спать под открытым небом, то поутру проснешься покрытый серой пылью. Приезжему привыкнуть к этому невозможно: воздух отдает металлической гарью и немного серой. Окна на ночь закрывают наглухо, иначе вся мебель будет покрыта налетом. Однако горожане равнодушны к вредному туману. По утрам спортсмены бегут трусцой без респираторов, жадно глотая живительный смог.
Храм в Широкине
Центр Марика — вполне европейский. На центральной улице работают кафешки, пиццерии и крафтовые пивные. Они радужно переливаются неоновой рекламой. О том, что и по этому городу прошлась война, напоминает сгоревший еще в 2014-м горсовет. Сейчас он стыдливо прикрыт полотнищами. Погода пока радует. В мой приезд здесь было плюс 20. По вечерам горожане выбираются в центр — целыми семьями и компаниями вкушают бургеры с пивом, втыкают в смартфоны на открытых площадках или чинно прогуливаются вдоль светящихся магазинчиков, разглядывая витрины.
Однако в 15 километрах от винтажных кафешек, крафтового пива, неторопливых прогулок вдоль витрин и хипстерских тусовок шестой год идет война. Последние три месяца относительно тихая. Не жрущая каждый день по нескольку жизней. Недомир. Официально — перемирие.
На подъезде к блокпосту, отделяющему «мирную» часть Мариуполя от войны, стоит несколько бетонных тетраэдров, напоминающих детали от игрушечного конструктора. Такие себе детальки — тонн по двадцать каждая. Хорошая преграда для танков, но не защита от снарядов. Моя машина виляет между желто-голубыми пирамидками по замысловатой траектории. Шлагбаум буквально режет пространство между мирным тылом и войной. Дальше вдоль дороги – незасеянные серо-бурые поля, полуразрушенные поселки и еще более разбитые промышленные зоны. Над полями каркают редкие стаи ворон. Чем они кормятся на мертвых гектарах, остается загадкой.
Перед самой передовой — еще один шлагбаум. Часовой в марлевой маске вооружен, кроме автомата, еще и электронным градусником. У меня и сопровождающего пресс-офицера измеряют температуру. Без этой процедуры на передовую не попадешь ни на одном участке в ООС.
– А у вас, старший лейтенант, повышенная температура! – отнимает электронный градусник ото лба моего попутчика боец.
Приехали…
- Давайте обычный, ртутный градусник! Не может быть температуры, с утра все нормально было, — невозмутимо требует пресс-офицер. Старлея уводит медик, несколько раз перемеривает ему температуру. Нормально, едем дальше!
Передовая везде одинакова. Километры траншей, через каждые пятьдесят-семьдесят метров расположены наблюдательные пункты, перекрытые сверху бревнами накатом в два, а то и в три слоя. В траншеях никто постоянно не сидит – они для перемещения из одного опорника в другой. Отстрелялся, перебежал, снова отстрелялся. Эта война, хоть и позиционная уже несколько лет, но сидения на месте не терпит. Долго сидишь в одной точке — пристреляются, а потом накроют минами или другим, не менее смертоносным боевым девайсом. Траншеи выкопаны в полный профиль, то есть выше человеческого роста.
До наступления последнего перемирия на передке вовсю орудовали снайперы. Как с нашей, так и с российской стороны. Снайперы парами выходят на свои лежки заранее, долго и скрытно обустраиваются. Ждут — часами, сутками. Мочатся в памперсы, двигаться – чревато: засечет противник. Подметив в прицел какое-то движение на позициях противника, тщательно высматривают в бинокль «интересное» место, оценивают скорость ветра, освещение, дистанцию. Снова ждут — момента, когда можно мягко толкнуть пальцем спусковой крючок. Боек ударит по капсюлю, пуля рванет по нарезам ствола, разгоняясь и раскаляясь от трения. И через несколько сотен метров почти ласково и совсем бесшумно нырнет в мягкое и теплое тело или жестко взорвет человеческую голову. Думавшую за мгновение до того обычные человеческие мысли. Смерть от снайперской пули чаще всего мгновенна.
Хуже, когда осколками мины прошивает плоть, не защищенную бронежилетом или каской. Можно умереть сразу, но не факт. Чаще – через час, а то и пару суток. Металл и окопная грязь порвут ткань, кожу, кости, жилы, внутренности, нервы. Если не найдется рядом шприца с промедолом, жизнь закончится быстро. От невыносимой, нечеловеческой боли. Это война…
Сейчас она притаилась и ждет, как снайпер, удобного момента, когда снова можно будет рвать человеческие тела в клочья. До противника — 400–500 метров.
- Неделю назад на бруствер с той стороны забрался мужик, — рассказывает боец с позывным Леший. — Снаряга отличная, ствол с коллиматором. Стал в полный рост, неторопливо прицелился, влупил одиночным – попал прямо в амбразуру нашего опорника, в бревно зашла. Это сепары так куражатся, показывают, что им по…й любые ОБСЕ и перемирия. Их коптеры прямо над головой зависают, а стрелять по ним нельзя, потому как перемирие. Да вот, смотри. Снова над нами коптер их завис! – показывает он пальцем. Над головой, действительно, с тихим жужжанием зависла черная точка. Сделав круг над опорным пунктом, беспилотник улетает куда-то вбок.
Перемирие, и в самом деле, несколько странное. Стрелять нельзя – за это наказывают штрафами, да и командиру начальство «даст по шапке». Но на линии фронта все равно хоть раз в сутки, но слышатся выстрелы. Из окопов простреливают нейтральную линию, или «ноль», как говорят на фронте. Огонь открывают на шорох или завидев в ПНВ – приборе ночного видения — «теплый», оранжевый силуэт на нейтралке. Несмотря на тишину, напряжение не ослабевает. Бойцы внешне невозмутимы и даже чуть расслаблены, но это лишь видимость. У меня создается ощущение, что передовая сейчас — это мощный силовой кабель, через который течет ток высокого напряжения. И от этого «напряжения» все вокруг потрескивает искорками. В любой момент скрытый кабель перемирия может взорваться смертельным разрядом. Подвоха со стороны противника ждут ежесекундно.
Но человек привыкает ко всему. Бойцы несут службу на позициях с оружием в руках по четыре часа в день. Между боевыми дежурствами — восемь часов. Но это далеко не личное время. Позиции – траншеи и блиндажи — нужно поддерживать в «живом» состоянии. Иначе дожди и предстоящие снегопады затопят опорники и снесут стенки окопов, «поплывут» брустверы.
Пока тихо, самое время «чистити кулемети», то бишь приводить в состояние «стояния» оружие, ремонтировать технику. По условиям перемирия, нельзя обустраивать новые позиции, проводить фортификационные работы. Поэтому украинские бойцы лишь укрепляют существующие блиндажи и углубляют старые траншеи. А вот у противника, напротив траншей морпехов, по вечерам работает трактор, что почему-то в упор не замечают наблюдатели ОБСЕ. Видимо, у них совсем ослабло зрение. Россиянам и их «прокси» просто плевать на условия перемирия.
Пока затишье, остается у морпехов время и на спорт. В пятистах метрах от окопов противника украинцы обустроили полноценный полевой спортзал. В «качалке» есть все необходимое – от «блинов» разного веса для штанги до брусьев и перекладины. Даже спортивное питание присутствует – его морские пехотинцы покупают вскладчину за свой счет, благо боевые надбавки позволяют.
К слову, личный состав морпеховских подразделений на передовой намного моложе и спортивнее, чем у механизированных бригад. Офицеры объясняют это работой врачебно-медицинских комиссий военкоматов: к тем, кто хочет попасть в морскую пехоту, требования намного выше.
Майор с позывным Гомер и забавной наклейкой мультяшного Симпсона-старшего на каске говорит, что последнего «деда» (речь о возрасте, а не о положении в неформальной иерархии, которая, впрочем, в украинской армии сейчас практически отсутствует) списали по возрасту из батальона пару месяцев назад:
«Был у нас мужик, 60 лет. Призвался по мобилизации в 2015 году. Попав в войска, вдруг понял, что это его призвание. Оставил бизнес на детей и жену, подписал контракт в морской пехоте. Бойцом был первоклассным. К сожалению, уволили – он по закону не может быть с нами», — рассказывает офицер.
В последнее время в батальоне прибавилось молодых офицеров, выпускников военных вузов. Самому молодому лейтенанту всего 21 год.
«Я прибыл в расположение уже после перемирия. К боям готов. Когда выбирал профессию, отдавал себе полный отчет, куда и на кого я иду учиться. Попав сюда, столкнулся лишь с одной проблемой – большинство моих солдат и сержантов старше меня, иногда на пару десятков лет. Но здесь на возраст внимания не обращают, условностями тоже не заморачиваются. Главное, показать себя профессионалом и не кичиться тем, что ты командир, не «кидать понты» перед солдатами, не врать самому себе и окружающим. Здесь – фронтовое братство, это чувствуешь сразу. Помогут всегда, подскажут, если что неясно», — чуть смущаясь, рассказывает молодой офицер.
Опытные фронтовики довольны пополнением – говорят, что в последние два года военные учебные заведения поставляют куда более профессиональных офицеров, чем раньше.
К слову, вернувшись в Одессу, узнал о забавном случае, который имел место совсем недавно. Курсанты одного интересного факультета нашей Военной академии сдавали зачеты по разведпрактике. Получили зачетное задание – скрытно проникнуть в здание облгосадминистрации. Хотя проходные ОГА охраняются и полицией, и Национальной гвардией, курсанты не растерялись. Перед входом в админкорпус несколько курсантов шумно пообщались друг с другом. Пока охрана разбиралась с шумными молодыми людьми, остальные действовали по принципу «тихо пришел и тихо ушел». Скрытно проникнув в здание, будущие разведчики удачно заложили пакет, имитирующий мину. А затем доложили начальству о выполнении задания. Итогом операции одесских «ниндзя» стала показательная имитация наказания молодых курсантов в присутствии озабоченного полицейского начальства и… поставленные галочки в зачетках.
Именно такие парни и являются причиной частых похорон полевых командиров российских боевиков на неподконтрольных Украине территориях Донбасса. Как говорится, далі буде…
А пока умения тихо приходить и уходить с траурными для боевиков последствиями не очень востребованы, многие бойцы радуют сослуживцев тем, чему их научили бабушки и мамы еще до армии. Ежедневно на импровизированных кухнях дежурные готовят вкусняшки для друзей по личным тайным рецептам. Специальных кулинаров на передке нет, каждый по очереди шеф-повар для своей боевой группы. Обеспечение продуктами на передовой сейчас можно назвать отличным – есть практически все, от овощей и фруктов до свежих колбас, сала, мяса, круп и макарон.
«Начпрод каждые три-четыре дня ходит по взводам и спрашивает, что привезти. Ребята заказывают, что хотят. Хлеб свежий не берем – черствеет быстро. Заменяем сладкими булочками, они дольше хранятся. Мясо свежее летом брали понемногу, храним в ящиках с искусственным льдом. В общем, обеспечение на пять с плюсом», — признается один из морпехов.
За приготовлением вкусняшек возле полевых кухонь пристально наблюдают окопные любимцы – коты и кошки. Барсики и мурки, обретающиеся на передовой, весьма покладистые и дружелюбные создания. Здесь они у себя дома, у каждого — свой позывной. Бойцы рассказывают, что кошки не только скрашивают их фронтовые будни, но и несут настоящую службу.
«Кот с позывным Детонатор, когда здесь «шумели» на передке, всегда за несколько минут показывал команду «Воздух» — реагировал на скорый прилет мин, прятался под лавку. Мы всегда знали – если Детонатор прячется, значит, скоро прилетит нам «подарочек». Кот сберег много жизней», — говорит матрос Николай.
Впрочем, не все так уж радужно. Морпех с позывным Леший возмущается штатной формой и обувью, которую выдают в войсках.
«Пускай создатель берцев «Талан» походит зимой и летом в этой обуви. Посмотрю на него, когда ноги от грибка начнет лечить. Форма – дерьмо, пластмассовая. Летом в ней жарко, не вентилируется. Зимой – холодно. Ткань хреновая. Поэтому пришлось за свой счет полностью себе форму, обувь и снарягу покупать», — утверждает боец.
Мнение о плохом качестве современной украинской формы негласно поддерживают многие военнослужащие. Большинство ходит в качественных камуфляже и ботинках западных образцов. Шлемы и бронежилеты на многих тоже не установленного приказами образца. Хоть и приходится это все добро закупать за свой счет, удобство дороже денег. Особенно здесь, на передовой, когда в любой момент может лопнуть тот самый гудящий от напряжения кабель перемирия.
На «той» стороне возвышаются огромные белые «мельницы».
«Это ахметовская ветряная электростанция. Пока здесь, в Широкине, шли бои, всегда нас начальство предупреждало: мол, не дай бог вам попасть в такую вертушку. Сразу головы полетят. Посмотри – ни одна «мельница» не повреждена. Сепарам, видимо, тоже запретили их на металл пилить. Кому война, а кому – мать родна…» — горько признается на прощание офицер со смешной наклейкой на шлеме.
На нашей стороне ветряков нет. Зато на горушке, возвышающейся над Широкиным, Гомер с друзьями своими силами поставили памятник украинским бойцам, павшим здесь в боях. У монумента – высокий шест с украинским стягом.
«Все жду, когда сепары пальнут по флагу: его далеко видно. Собьют – новый поставлю», — усмехается морпех.
Война здесь идет шестой год. В десяти километрах – мирный Мариуполь.
Автор – Александр Сибирцев
Памятник павшим
Дома у морпехов
Пожалуй, самая суровая качалка Украины
Офицер. Ему всего 21 год
Кухня
Гомер
